Друзья мои, пусть будет суровой наша доброта. Добр тот, кто ударит ножом, чтобы выпустить гниль и гной, добр огонь, выжигающий лес, готовя землю для доброго плуга.
Друзья мои, пусть будет суровой наша доброта. Все плаксивые, сладкоречивые, малодушные, лукавые, все попустители и глупцы тщатся закрыть от вас такую доброту, словно наглухо запирают дверь. Но поймите, сейчас нужно, чтобы добрыми называли правых сердцем, несломленных, непокорённых.
Поймите, что слово это всё больше обрастает гнуснейшими усложнениями, и признайтесь, что доброта ваших собственных речей всегда — или почти всегда — была фальшивой. Что ж, перестанем лгать, ведь дело лишь в нас самих, ведь наедине с собой мы корим себя за лживость, но так и не выходим за стены лукавой глупости.
Добрым же окажется тот, кто быстрее других освободится от жалкой фальши и проявит суровую доброту ко всему, что её заслуживает. Доброту, которая не поддакивает, а перечит. Доброту, которая не хнычет, не лижется, а разит, ибо такая доброта — оружие жизни.
Тогда и назовут добрыми лишь правых сердцем, несломленных, гордых, достойных — словом, тех, кто исторгнет загнившую было доброту из-под напластований зла, чтобы она стала десницею жизни. Добрыми назовут богатых духом, ибо их — и только их — есть царство земное.
Перевод Натальи Трауберг
