В руинах древний храм, стоящий на вершине;
В суровой местности немая смерть царит...
Лишь тощая трава кой-где ещё торчит
Меж богом бронзовым и мраморной богиней.
Лишь иногда пастух прогонит по пустыне
Стада на водопой и песней, что звучит
Глубокой стариной, окрестность огласит,
И тень его прервёт унылость дали синей.
Природа-мать, в любви к языческим богам,
Здесь каждою весной, вотще красноречива,
В колонне сломанной растит акант красивый.
Но житель нынешний уж глух к былым мечтам:
Рыданью волн морских, в молчаньи ночи ясной
По нимфам плачущих, он внемлет безучастно.
Перевод Платона Краснова
Здесь храм разрушенный над горной крутизною...
Здесь мраморных богинь и бронзовых царей
Смешала Смерть в одно средь праха и камней...
Их слава заросла пустынною травою...
Порой пастух быков прогонит к водопою,
На фоне сумрака скользя ещё черней,
И стонет рог его напевом древних дней
В безгранности морской под сенью голубою...
Приют былых божеств, забытая земля
На каждую весну с напрасною отрадой
Растит живой аканф над мёртвой колоннадой,
Но Человек, былым мечтаниям не внемля,
Без дрожи слушает во мраке сокровенном,
Как плачет Океан, тоскуя по Сиренам...
Перевод Дмитрия Олерона
Разрушен древний храм на скалах, вросших в море.
И сочетала Смерть, засеяв рдяный склон,
Героев бронзовых и белогрудых жён
В глуши иссохших трав, как в гробовом затворе.
Порою лишь пастух на мшистом косогоре,
Свирелью, где напев старинный затаён,
Наполнит овидь волн и ясный небосклон,
Встав тенью чёрною на голубом просторе.
Земля к своим богам нежна из века в век
И хочет, чтоб весной все снова зеленели
Аканфы свежие у падшей капители.
Но, чужд мечтам отцов, не вздрогнет Человек,
Когда, из тьмы ночей, певучей скорби полны,
Сирен умолкнувших оплакивают волны.
Перевод Адриана Пиотровского
Разрушен древний храм на мысе над обрывом.
Перемешала Смерть в рудой земле пустынь
Героев бронзовых и мраморных Богинь,
Покоя славу их в кустарнике дремливом.
Порой лишь волопас, бредущий к дальним нивам,
Чернеется ввыси, прочерчивая синь,
И раковины вздох, летя в морскую мглынь,
Поёт о древности напевом сиротливым.
Земля, как мать, нежна к забытым божествам,
И каждою весной, напрасно плодовитой,
Цветёт иной акант на капители сбитой;
Но Человек, — он глух к прадедовским мечтам:
Без дрожи внемлет он в ночах прозрачно-тенных,
Как плачет Океан, тоскуя о Сиренах.
Перевод Георгия Шенгели
Здесь храм разрушен был. О, жалкая могила
На диком берегу. И жёлтая полынь
Широким саваном уже давно покрыла
Героев бронзовых и мраморных богинь.
Лишь иногда пастух, вдали, тропой нагорной,
Огромных буйволов ведя на водопой,
В сияньи дня темнея тенью чёрной,
Поёт о старине в лазури голубой.
Здесь над обломками разбитой капители,
Где древняя земля верна своим богам,
Побеги свежие опять зазеленели —
Я здесь без горечи внимаю по ночам,
Как море шумное, в невозвратимых пенах,
Всё безуспешнее рыдает о сиренах.
Перевод Николая Максимова
В руинах древний храм на берегу крутом,
и смерть в его земле средь зарослей полыни
героев и богинь покоит вечным сном,
их славу гордую похоронив в пустыне.
Лишь изредка пастух, гоня стада к вершине,
тревожит тишину задумчивым рожком —
античный лёгкий ритм в припеве дышит том,
и силуэт его чернеет в глуби синей.
К умершим божествам одна земля нежна;
у капителий там, когда цветёт весна,
красуется аканф в торжественном уборе.
Но человеку чужд далёкий мир отцов.
Без дрожи слышит он, бродя у берегов,
как по ночам сирен оплакивает море.
Перевод Виктора Василенко
На мысе ветхий храм. Век славы, век величья
Героев бронзовых и мраморных богинь
Сразила ныне смерть, и средь былых святынь
Колышется трава глухого безразличья.
Лишь под вечер пастух, сгоняющий стада,
Среди немых руин и безотрадных щебней,
Трубя в глуши призыв тоскующий и древний,
На фоне синих гор чернеет иногда.
И мать-земля, как встарь, полна воспоминаний,
Забытых чтит богов; весной акант и хмель
Давно разбитую венчают капитель...
Но смертный слушает в ночи без содроганий,
О предках позабыв и вечно полн измен,
Как море голосит, зовя своих сирен.
Перевод Павла Лыжина
Где храм в развалинах на мысе одиноком,
Смешала с щебнем смерть, не пощадив святынь,
Героев мраморных и бронзовых богинь,
Чья слава заросла полынью, тощим дроком.
Пастух забрёл сюда с волами ненароком
И в раковину затрубил, встревожив синь
Призывом древним, встав среди морских пустынь
Фигуркой чёрной над лазоревым востоком.
Земля хранит своих богов за веком век,
Весною тщась, чтобы побегами кипели
Аканфы свежие в разбитой капители.
Но к предков грёзам равнодушен Человек,
Не слышащий в ночи, как море вздохом пенным
Тоскует всё ещё по канувшим Сиренам.
Перевод Бориса Романова
У моря, на горе — святилища руины.
Смерть размешала там, в пластах горячих глин
И бронзовых бойцов, и мраморных богинь,
Чью славу погребло безмолвие полыни.
Один лишь волопас стада гоняет ныне;
Он, раковиной той, где дышит древний гимн,
Наполнив даль небес и тишь сквозных глубин,
Свой чёрный силуэт воздвиг в бескрайней сини.
Земля, как мать, нежна к античным божествам;
Велит, чтоб меж стеблей разбитой капители
Другие по весне аканты зеленели.
Но Человек, увы, чужд праотцев мечтам;
Без дрожи внемлет он, со дна ночей смиренных,
Пучине, что ревёт и плачет по Сиренам.
Перевод Дмитрия Гагуа
Le temple est en ruine au haut du promontoire.
Et la Mort a mêlé, dans ce fauve terrain,
Les Déesses de marbre et le Héros d’airain
Dont l’herbe solitaire ensevelit la gloire.
Seul, parfois, un bouvier menant ses buffles boire,
De sa conque où soupire un antique refrain
Emplissant le ciel calme et l’horizon marin,
Sur l’azur infini dresse sa forme noire.
La Terre maternelle et douce aux anciens Dieux
Fait à chaque printemps, vainement éloquente,
Au chapiteau brisé verdir une autre acanthe;
Mais l’Homme indifférent au rêve des aïeux
Ecoute sans frémir, du fond des nuits sereines,
La Mer qui se lamente en pleurant les sirènes.
